Изменение стиля одежды при Петре 1



Портновская революция Петра Великого создала два типа платья: традиционное русское и европейское. Как и все символические системы, они постоянно подвергались изменениям и переосмыслению, что делало одежду очень подвижной и вызывающей серьезные споры частью российской действительности. Споры о стиле помогали подданным Российской империи справиться со сложными культурными вопросами, так как одежда становилась визуальной метафорой для более абстрактных идей. В «Истории русской одежды», опубликованной в 1916 году, П.К. Степанов сформулировал важный вопрос, лежавший в основе не только споров об одежде, но и русской политики национальной самоидентификации: «Какую культуру дали нам древние обитатели нашей страны и какое отношение мы, современные обитатели, имеем к этой культуре?» На кону стояла сама суть русскости. Мог ли французский корсет задушить русское сердце? Чтобы проявилось национальное сознание, Россия должна была найти ответ на этот вопрос.

Прошло не так много времени после основополагающих культурных реформ Петра, а русские уже стали их критиковать и подвергать сомнению. По мнению историка Ганса Роггера, в XVIII веке, в ответ на принятый правительством курс на западноевропейскую культуру, в России стало развиваться «национальное сознание». Пропаганда европейской одежды, западных нравов и образа жизни заставила российских подданных задуматься об уникальности и самобытности собственной культуры. Хотя большая часть образованной публики понимала, что России необходимо стать частью европейской экономической и политической жизни, ряд интеллектуалов смущала рабская имитация западных манер и одежды. Офранцуженная кокетка и денди стали центральными действующими лицами русских пьес и сатир этого времени. Пристальное внимание к последним модным тенденциям выдавало в них надутых и поверхностных эгоистов. Забывая о своем долге перед семьей и перед страной, они думали только о собственных удовольствиях. Как указывает Роггер, интеллектуалов не так уж возмущала сама европейская культура — они, скорее, «оплакивали потерю самобытности теми русскими, которые видели в имитации европеизацию и в результате не были ни русскими, ни европейцами». Таким образом, в России второй половины XVIII века чрезмерное внимание к моде со стороны обоих полов представляло прекрасную возможность определить тех, кто потерял собственную идентичность в чужой культуре.

В правление Екатерины Великой рост национального самосознания только усилился. Хотя по происхождению сама императрица была немкой, она поощряла попытки выявить черты русской самобытности и даже сама принимала в них участие. Например, превознося русскую культуру и пытаясь контролировать те безумные суммы, которые женщины тратили на наряды, Екатерина повелела, чтобы на торжественные церемонии придворные дамы надевали предложенный ей самой вариант русского наряда: сарафан и кокошник. Хотя, на первый взгляд, указ Екатерины весьма далек от нововведений Петра, у них много общего. Сарафаны очень напоминали платья в стиле ампир с завышенной талией, по которым тогда сходили с ума в Европе. А эти наряды, в свою очередь, были навеяны древнегреческой одеждой. Кое-кто даже называл их «англо-греко-русским» платьем, подчеркивая искусственность национальных притязаний во всем, что касалось кроя и шитья. Тем не менее эта портновская уловка позволяла аристократкам выражать свою «русскость» при дворе, не отказываясь и от следования европейской высокой моде. Появление национальных мотивов в церемониальном наряде при дворе Романовых придало национальному платью определенную легитимность, отнятую, было, указом Петра. Использование этнических мотивов в высокой моде послужило гармоничному соединению элементов русской и европейской культур. Создание придворного русского женского платья стало одной из первых попыток уменьшить культурный разрыв, вызванный прозападной политикой Петра Великого. Изначальное чувство неполноценности, которое русские испытывали перед своими западноевропейскими соседями, уступало место растущему чувству уверенности в себе.

Изменения, происходившие в придворном платье, совпали по времени с перераспределением гендерных ролей. Правление Екатерины Великой было отмечено распространением в России культа домашнего образа жизни. На смену офранцузившейся кокетке, которая думает только о своих удовольствиях, пришла добродетельная жена и мать. Простота, щедрость, доброта, искренность, прилежание — характерные качества, которые в XVIII веке русские считали своими национальными чертами, — ассоциировались с женской природой. Сходство между особенностями национального характера и женскими добродетелями заставило дворянок превратить себя в живое воплощение перечисленных ценностей. Однако, в то время как женщины надевали русские платья на придворные церемонии, подчеркивая уникальный вклад Российской империи в мировую цивилизацию, мужчины продолжали носить европейские мундиры, воплощавшие универсальные космополитические вкусы и мужественность. Черты, призванные отражать мужественность, — долг, храбрость, верность и рациональность — ассоциировались с подражанием Западу. Публично показываясь в западном платье, аристократы демонстрировали, что признают западные правила жизни и чести. Война 1812 года еще более подчеркнула эту культурную дихотомию. Когда Франция стала врагом России, дворянки отказались от французской моды и надели русские сарафаны, чтобы выразить свой патриотизм. Но когда их мужья и братья заняли Париж после поражения Наполеона, их мундиры гармонировали с военной формой других европейских армий.


Смотрите также: